За две недели прокуратура Югры дважды обратила внимание на случаи, когда инвалиды-колясочники годами сидели в своих квартирах по той причине, что у них не было никаких технических возможностей выехать на улицу. Вообще во всей России общественная среда – от домов и подъездов до улиц и социальных объектов проектируется и строится так, что люди на колясках просто не могут по ним перемещаться (поэтому мы так редко их видим на улицах). Что с этим делать – обсудили ведущие проекта «О чем говорят» Дмитрий Щеглов и Тарас Самборский.
Дмитрий Щеглов: Здравствуйте, уважаемые зрители, слушатели и читатели siapress.ru. Меня зовут Дмитрий Щеглов, я обозреватель этого портала. Мой коллега, журналист Тарас Самборский на связи. Привет, Тарас.
Тарас Самборский: Привет, Дима. Привет всем, друзья, как всегда.
Д.Щ.: Поговорим сегодня про некоторые частные вопросы, связанные с Сургутом. Но эти частности мы попробуем немножко обобщить и вывести на какой-то более высокий уровень. В Югре за последнюю неделю было две новости однотипные. Внезапно, после публикации журналистских текстов прокуратура выясняла, что есть некий инвалид-колясочник, который живет в каком-то многоквартирном доме и при этом годами не может выйти из этого своего жилища по той причине, что там примерно никак не оборудована система, при которой люди на колясках могут, собственно, выехать. То есть у нас есть герои нашего времени – это мамочки с колясками, которые вынуждены перемещаться по этим всяким там нечищеным тротуарам, по неприспособленным пространствам, а те, кто инвалиды-колясочники, у них практически таких возможностей уже нет. И прокуратура, конечно, на это дело обращала внимание и обязывает управляющие компании выставлять пандусы и так далее и так далее. И вроде как каким-то способом, какими-то небольшими вмешательствами воздействовать на эту систему.
Давай обсудим, на что бы ты обратил внимание в именно этой сфере. Потому что я вот лично, опять же, сейчас идеологически не совсем хорошо ссылаться на западные страны, но тем не менее. Я когда был в разных путешествиях, в том числе в Европе, я ловил себя на мысли, что я вижу на улицах достаточно много людей, которые перемещаются или сами на колясках электрических, которые на электроприводе, или их родные люди везут, или они сами как-то едут. Но в общем факт в том, что людей таких на улицах, их заметно, их видно, что они существуют, что они есть, и что они включены в какой-то общественный оборот, в общественное пространство. В России я такого почти не вижу.
Т.С.: Потому что в России отношение к инвалидам со сталинских времен еще такое, что это люди, которым достаточно создать минимальный набор социальной помощи, и пусть они живут где-нибудь за кулисами жизни. Так что тут все понятно. И вот этот подход, он все годы и позднего Советского Союза, и последние 30 лет, он в общем-то на практике и реализуется. Несмотря на обратные декларативные заявления властей всех уровней о том, что у нас обеспечиваются все права маломобильных групп населения и так далее и тому подобное.
На практике же что? Вообще, почему на практике мы видим прямо противоположные примеры тем, которые ты только что вот привел с городами Европы. Я тоже был во всех странах Европы, за исключением одной или двух, и, если брать так называемый Старый Свет, я прошел пешком ну вот все просто столицы, просто пешком от Нью-Йорка до, я не знаю, до Стокгольма. И я подтверждаю, что действительно за несколько часов пешеходной прогулки ты не споткнешься ни об один бордюр, ты не обнаружишь ни одного непроходимого препятствия. Так проектируются современные мегаполисы.
Сургут, претендующий на звание современного мегаполиса, не обладает вот этой базовой функцией – обеспечение беспрепятственного перемещения маломобильных граждан по своей территории. Ну нет у него этой функции. Она не соблюдается, она фундаментально не соблюдается. И все приказы управляющим компаниям, вот эти вот смехотворные требования каждый жилой подъезд обеспечить возможностью протащить коляску или инвалидное кресло – это же все профанация. Кто-нибудь пытался, будучи здоровым человеком, по этим двум перевернутым металлическим швеллерам протащить, например, коляску, велосипед какой-нибудь? Ну вы попробуйте это сделать, вы же можете просто…
Д.Щ.: Ну, я детскую коляску вот по таким поднимал, то есть я, здоровый мужчина, могу это сделать – детскую коляску поднять. Если бы я сел в инвалидное кресло, я бы там подняться естественно бы не смог.
Т.С.: Ну ты с риском. Ты это можешь сделать с риском травмы личной, ребенка, потому что это все сделано на «отвяжись», по-русски, там другое слово используется. Формально, еще раз говорю: приварили две железяки к достаточно и так во многих случаях крутым ступеням и все это под каким-то страшным углом. Формально галочка ставится, СНИП вроде бы какой-то отработан – и вперед. Что начинается уже на первой площадке этого подъезда, мы понимаем. То есть людям надо преодолеть теперь порог, опять-таки, железной двери в первый тамбур, попасть во вторую дверь, попасть в первые ступеньки на первый этаж уже непосредственно жилого дома. Ну и дальше испытывать счастье от этого паркура в зависимости от того, на каком этаже тебя угораздило жить.
Так что… Нет, и это вся среда такая, на самом деле. Это все учреждения такие, все больницы такие, все административные здания такие, все школы, детские сады. Абсолютно все здания и сооружения не приспособлены к полноценному перемещению малоподвижных групп. Будь то инвалиды в инвалидном кресле, будь то дети в колясках, будь то, я не знаю, просто люди, у которых больные суставы, которым надо как-то своими ногами передвигаться комфортно. И если мы отойдем дальше от помещений и сооружений к уличному пространству, мы обнаружим точно такую же картину. Бесконечные, странным образом спроектированные бордюры, опять-таки, очень формально кое-где сделанные снижения уровня тротуара до уровня проезжей части, ну, чтобы коляски могли пройти.
Но опять мы обнаружим, что все это спроектировано неграмотно. Вот сейчас март, все там тает, и в 90% случаев вот эти вот места, где тротуар опускается до нуля, а потом поднимается снова на следующий тротуарный путь – это лужи, это скопления грязи непроходимой. Вот так выглядит город Сургут, к сожалению большому. И все это обсуждать можно бесконечно.
Чиновники скажут: «Как так, вы врете, да вот у нас СНИПы, вот программа, мы столько-то подъездов обеспечили». Это все, еще раз говорю, очень формальные вещи на «отвяжись». Ничего близко к тому, что бы сделало жизнь малоподвижных людей полноценной, чтобы они могли выходить из своих квартир и своих домов на улицу, посещать всевозможные учреждения, нет – это не правда. У нас действительно, если ты инвалид, то все, считай, это твой приговор. Ты должен сгнить до конца своей жизни в своей квартире, носа не высовывать. И вот максимум, на что ты можешь рассчитывать – это твой какой-нибудь балкончик, если он вообще в твоей квартире предусмотрен.
Это трагическая ситуация. Можно ли ее исправить? Ну, безусловно, можно. Потому что все мною перечисленные и тобою примеры, города когда-то тоже были совершенно непроходимыми для пешеходов, для инвалидов, для колясочников. Но на протяжении многих лет муниципальные власти и государственные власти осуществляли программы, которые делали эти территории удобными, проходимыми, безбарьерными. Сургут вполне как крупнейший муниципалитет Югры, да и сама Югра, могли бы как можно скорее, я даже думаю, не могли, а они обязаны это сделать, принять градостроительные нормы, которые радикально меняют подход в этой области. Если уж мы не можем дождаться как такового нового градостроительного кодекса нашего региона или города, предусматривающего правильные регламенты по этажности, по плотности застройки, по диспозиции жилых помещений с точки зрения создания удобной планировки, сервисных помещений и так далее и тому подобное.
Ну так, а это можно сделать уже сейчас. Это надо принимать и определять, что любое новое строительство возможно только при, ну, например, это, кстати, норма, которую я наблюдаю везде в мире – точка «ноль» у помещения равна уровню земли. Вот когда берете любой проект, там есть, где у вас там нулевая отметка, ну и потом каждый новый этаж – это плюс 3,5-4 метра, в зависимости от проекта. Так вот, они все общественные здания, жилые помещения, проектировщики в мире, нормальные проектировщики, они опускают до нуля.
Мне кто-то может сказать: «А вот вы сами свое здание построили, у вас там такой высокий цоколь». Ну, я же не говорю, что мы тоже гении этой программы всей. Но вот любое следующее здание я бы построил просто в ноль. Я, кстати говоря, тут в качестве оправдания тех, кто строит высокие подъезды, цоколи, могу сказать: да, у нас такая школа, опять-таки, архитектуры, доставшаяся с советских времен. Когда заставляли строить очень высокие цоколи, то бишь подвалы. Потому что в какие-то там, опять-таки, сталинские годы и потом хрущевские подвалы служили местом для укрытия на случай какой-то там военной ситуации, ядерной бомбардировки. Плюс, считалось, что высокий цоколь, он делает дом более сухим, более, я не знаю, каким-то там теплым что ли для первых этажей. Но сегодняшние строительные технологии позволяют эти все проблемы элементарно решить.
И это не очень сильное удорожание: закопать подвал полностью в землю, сделать у него качественную гидроизоляцию, теплоизоляцию, а вход в дом, вход в сооружение, вход в здание сделать с той же отметки, по которой человек пришел к этому зданию по тротуару, приехал по дороге. Это уже решает очень многие проблемы. А такое решение позволяет расширить дверные проемы, сделать их не один, например, на подъезд, а два: для обыкновенных пешеходов, для маломобильных. Такое решение позволяет играть с въездными воротами в подземный гараж, например, если он предусмотрен домом. А их надо предусматривать.
Это тоже – подземные парковки под каждым зданием, под каждым жилым помещением – это один важный пункт дополнительный для обеспечения мобилизации, мобильности инвалидам, колясочникам. Ты приехал на автомобиле, вышел, дошел, опять-таки, без единой ступеньки к лифту, к широкому, большому грузовому лифту, въехал туда в своей коляске и на нужный этаж поднялся, въехал в свою дверь. То есть эти все элементарные строительные нормы существуют в цивилизованном мире. Если мы говорим о том, что Сургут – это город будущего, город какого-то 22-го уже века, так давайте мы это сейчас применим на практике, внедрим в обязательном порядке.
Это, я еще раз говорю, это 4-5 пунктов, вот на самом деле. И уже с каждого нового объекта строительства, который будет вводиться на территории города или на территории нашего региона, мы эту проблему закрываем. И потихонечку мы начнем там, где можно, реконструировать сначала административные здания: то бишь школы, больницы, поликлиники, детские сады, всякие спортивные сооружения – там, где это можно. Где нельзя, мы будем как-то их приспосабливать с помощью этих пристраиваемых пандусов. Где-то пандусы строят нормальные, да, но это, кстати, дорогая вещь очень. Ну, что ж теперь, значит, надо тоже предусмотреть некую программу, где какая-то дотация дается от региона. Увязать получение подобных дотаций для, например, для частных владельцев сооружений с какими-то встречными обязательствами, сделать какое-то благоустройство. Что-то еще там надо, в каком-то проценте в этом поучаствовать. Или дать освобождение бизнесу от налога на имущество, например.
Вот если вы хотите проблему свободного перемещения маломобильных групп граждан действительно решить не декларациями и пиаром, а действием, профессиональным действием, я не вижу никакой проблемы. За 5, может быть, чуть больше лет – это вполне осуществимый проект. Тогда Сургут будет городом, ну, и Югра, мы же с Нижневартовска начали, будет регионом не попрятавшихся по квартирам несчастных инвалидов, а территорией, где общество полноценно, где нет разделения на здоровых, на больных, на тех, кто может позволить себе прогулку по городу, и на тех, кто должен остаток жизни проводить в четырех стенах. Это все очень реальный проект.
Д.Щ.: Да. Ну что ж, хорошо, будем надеяться, что когда-нибудь мы к этому придем. Подписывайтесь на наш канал на Youtube, ставьте лайки, читайте нас на siapress.ru, там будет расшифровка. Во втором эпизоде «О чем говорят» мы обсудим инициативу главы Сургута о том, чтобы Нефтеюганское шоссе модернизировать и сделать такой, бесшовной, бессветофорной улицей, по которой можно будет очень быстро проезжать. Обсудим, в чем суть этой инициативы, как ее можно качественно еще улучшить.
В советское тоталитарное время вопросами безбарьерной среды никто не занимался. Такой проблемы как бы и не было. Поэтому половину домов в Сургуте проекта ЛенЗНИИЭП построили с высокими цоколями, в которых находились полуподвалы. Сухими и не затопляемые вешними водами. Даже специальное СУ-1 треста «Сургутспецжилстрой» Домостроительного комбината занималось строительством цокольных этажей МКЖД. Все было просто до амебы. Просто УМ-3 и других сваебойных управлений механизации, тупо забивали проектное количество свай, затем приходило Су-1, которое обустраивало на сваях цоколь и передавала его монтажникам панелей из другого СМУ какого-то трест- площадки «Сургутнефтегазжилстрой» ДСК. При этом в цокольном этаже монтировались все коммунальные трубопроводы и электрокабели. Это было удобно - подвал был высоким и удобным для эксплуатации. Слава проектировщикам ЛЕНЗНИИЭП!
Затем пришла эра «Сибпромстроя», где стали строить дома без подвалов, а все коммунальные коммуникации стали поводить через так называемый «коридор коммуникаций» (специальный подвал) рядом с контуром здания. Но как ни странно, в таком доме все же оставалось высокое крыльцо, что создало барьер для маломобильных граждан. А где же тогда нулевой уровень! Уровень, когда пол подъезда и уровень тротуара без перепада высот? Нулевого уровня в МКЖД без подвалов не было предусмотрено, как и не было предусмотрено многоходовых пандусов. И такими домами была застроена бОльшая часть постсоветского Сургута. И теперь, кажется, только «Брусника» строит дома с нулевым уровнем и безбарьерной средой. Посмотрим, что у них получится, .
А что делать с наследием барьерной среди советского и постсоветского периода? Ничего космического. Постепенно, шаг за шагом устранять эту барьерную среду. Вначале адресно, по заявкам инвалидов колясочников. Давайте уж определимся, так ли уж много таких инвалидов на колясках в стране. К примеру по данным Минздрава РФ инвалидов с нарушением опорно-двигательного аппарата (ОДА) около 600 тысяч, из которых 160 тысяч используют ортопедические протезы. То есть социальным службам муниципалитета решить адресно, с каждым инвалидом- колясочником его проблему безбарьерной среды не только просто, а очень просто. Ну по крайней мере за 2 года, что была заточена в четырёх стенах инвалид из Нижневартовска, можно было бы обойтись без помощи Александра Бастрыкина. Ведь сделали же все за один день и отрапортовали наверх, да ещё похвастались: «Ай, какие мы молодцы!» Можем же, если захотим.
И тут возникает проблема других барьеров, которые возводят сами чиновники, которые преодолеть инвалиду- колясочнику самостоятельно трудно, а порой практически невозможно. Так чтобы инвалид сделал заявку и в рабочем порядке или в порядке какой-то очереди, через месяц-два или даже через полгода устранили бы чиновники барьерную среду для конкретного инвалида, в конкретном МКЖД. Ведь много у нас всяких социальных служб и защит инвалидов.
То есть заниматься надо не вообще большой и затратной Программой создания безбарьерной среды Югры, что и делается сейчас в Югре, а заниматься конкретно и адресно и без больших затрат муниципалитета или регионального бюджета.
А для этого нужно все новые дома принимать в эксплуатацию только с соблюдением требований безбарьерной среды. И Госэкспертиза Югры им в поишь. По крайней мере прежде все в МКЖД. Потому что в общественных зданиях и центрах все это уже делается: и лифты для инвалидов, и пандусы, и общественные туалеты, и места для инвалидов в зрительном зале, и места на парковках для автомобилей инвалидов и так далее и так далее.
Что касается пешеходных тротуаров и дорог, то тут при тех миллиардах, что ежегодно тратятся в Югре на благоустройство и ремонт дорого и пешеходных тротуаров, давно можно уже сделать так чтобы инвалид- колясочник проехал на своей коляске на аккумуляторном ходу или на ручном ходу через весь город с поставленным стаканом воды и нигде его не только не опрокинул его, но и не расплескал воду по пути.
Что мешает это выполнить за многие десятилетия закапывания миллиардов рублей в асфальт ? Не знаю.
Вопрос риторический и ответа на него пока нет.
Хотя после Великой Отечественной войны инвалидов войны с различными функциональными нарушениями было 10 млн человек. Достаточно сказать, что с отсутствием органов опорно-двигательного аппарата было 3 млн человек, в том числе 1,1 млн лишились одной руки. Многие были лишены зрения. И задача государства была не только в обеспечении бесплатными ортопедическими протезами, но в бОльшей степени в их социальной, психологической реабилитации, их адаптации в обществе, в их трудоустройстве. То есть их возвращении к нормальной жизни, как полноценных членов общества. Это тема отдельного разговора, как советское государство эту проблему решило. Правда бытует мнение, что советское государство решило эту проблему путём помещения инвалидов войны в спецпансионаты, изолировав их от общества. Да действительно в 1951 году Правительство СССР выпустило постановление о создании пансионатов для инвалидов войны. Однако направляли туда не всех, а тех инвалидов, кто вёл длительное время асоциальный образ жизни, не адаптировался в обществе, не трудоустроился, а занимался пьянством и попрошайничеством, и находился на учете в милиции. Таких оказалось около 600 тысяч человек, кого направили в пансионаты с полным содержанием и медицинским обслуживанием.
Нынешние возможности государства в работе с инвалидами несравнимо больше, чтобы оказать им помощь в их реабилитации, в их социальной адаптации, к их получения нормального качества жизни. И здесь можно применить советский опыт трудоустройства инвалидов. Сегодня это пытаются сделать путём квотирования рабочих мест в размере 2-4% от количества работников предприятия начиная от 100 человек. Но трудоустроится нынешним инвалидам, в том числе колясочникам, трудно, практически невозможно. Хотя удалённые рабочие места все шире и шире применяются для сотрудников предприятий и учреждений. Но инвалидов не берут на удаленк, ибо работодатели не заинтересованы возиться с инвалидами. Что же делали в советское время? Создавали, как сейчас бы назвали малые предприятия, а в советское время артели, где исключительно использовался труд инвалидов. Таких артелей в 50-х годах было десятки тысяч, которые производили 100% детских игрушек, 50% посуды, 20% радиоприёмников и телевизоров и другой продукции продукции для широкого потребления. Были созданы общественные организации инвалидов, такие как Всесоюзное общество слепых, как Всесоюзное общество глухих, где были также созданы сотни промышленных предприятий, которые создавали нужную продукцию руками инвалидов с ограниченными возможностями по зрению и слуху. Эти общества, кроме того имели свои санатории и пансионаты.
Это как пример реабилитации и социальной адаптации советских инвалидов через труд в коллективе и повышение их материального благосостояния через оплату их посильного труда, востребованного обществом.
Однако, вернёмся к нашим баранам.
Можно было бы сказать, что это неактуально, ибо уже прошло почти 80 лет с момента окончания Второй Мировой войны. Но весь это почти 80- летний период наша страна участвует в локальных войнах и конфликтах, включая Афганистан и нынешнее СВО. Поэтому инвалиды локальных войн и конфликтов были, есть и к сожалению ещё будут в нашем обществе.
Поэтому создание безбарьерной среды в городах это не только задача местных органов, но и государственная задача.
Поэтому если уж «Сургут назвался городом комфортного проживания, то ему нужно «лезть из всех сил в безбарьерной кузов».