Губернатор Югры Наталья Комарова, отвечая на вопрос корреспондента СИА-ПРЕСС, сказала, что сама предпочла бы видеть менее высотную жилую застройку в регионе. Глава Сургута Андрей Филатов неоднократно постулировал правильные идеи, касающиеся архитектурно-строительного блока. Но разительных перемен в этой отрасли, несмотря ни на какие высказывания начальства, не происходит. Почему – обсудили в проекте «О чем говорят» Дмитрий Щеглов и Тарас Самборский.
Д.Щ.: Здравствуйте, уважаемые зрители, слушатели, читатели СИА-ПРЕСС точка ру. Меня зовут Дмитрий Щеглов. Я обозреватель этого портала. Тарас Самборский, издатель газеты «Новый Город», также на связи. Тарас, привет!
Т.С.: Привет, Дима! Привет всем, друзья!
Д.Щ.: В очередной раз мы поговорим про тему градостроительства. Так уж получилось, что она у нас является одной из ключевых и заслуженно абсолютно. На прошедшей недавно большой пресс-конференции Натальи Комаровой, она там 4 часа отвечала на вопросы журналистов, среди них был наш корреспондент Алена Кожевова. Она спросила про градостроительный регламент и этажность. Собственно, что нас волнует как важный индикатор восприятия проблем страны и власти. И ключевое, что сказала Наталья Комарова, она сказала, что в принципе, конечно, сама с удовольствием бы видела дома более низкой этажности в Югре, но эти вопросы должны решать ее коллеги из муниципалитетов. То есть местные власти как бы должны эти вещи отрабатывать и вырабатывать.
Давай обсудим, насколько и мы помним также, что глава Сургута Андрей Филатов говорит о том, что Сургут должен застраиваться по принципам КРТ, комплексного развития территории, что все должно быть сделано разумно, системно, правильно. Но мы вот видим, что говорят начальники, и какую разницу с реальностью, которую творят их подчиненные. Давай эту разницу попробуем нащупать и понять, откуда эта разница, собственно, берется? В чем причина ее возникновения?
Т.С.: Надо полагать, что руководитель уровня губернатора, уровень крупного мэра, мэра крупного муниципалитета в определенной степени романтизируют процессы, потому что они могут себе позволить не просто мечтать о каком-то там лучшем будущем или о развитии своих территорий в правильном русле, они могут использовать свой административный властный ресурс для того, чтобы реализовывать все эти мечты и планы. Но практика указывает на одну серьезную проблему, которую мы наблюдаем: почему мы так много говорим о проблемах архитектуры, архитектуры города, архитектуры территории, средовой политики. Проблема заключается в том, что колоссальная инерционность местной бюрократии губит на корню большинство подобных идей. Российский чиновник и местный чиновник, наверное, даже в большей степени устроен таким образом в силу разных обстоятельств: от качества российского законодательства до особенностей профессиональных квалификаций, устроен таким образом, что самой безопасной моделью поведения является не делать ничего и на каждую инициативу, будь то инициатива общественности или будь то инициатива твоего прямого руководителя, то бишь мэра или губернатора, лучшей реакцией является: этого не делать, потому что и дальше...
Д.Щ.: И объяснить, почему это не возможно, потому что лучше этого никогда не делать...
Т.С.: Да. Обширная аргументация, почему этого сделать нельзя. И вот мы по этой причине каждый раз жадно ловим каждое слово, вылетевшее из уст больших руководителей, вот недавнее заявление Натальи Комаровой, вероятно, кого-то воодушевило по поводу того же строительного регламента в части этажности жилых зданий. Мы выискиваем какие-то проблески на изменения в лучшую сторону в градостроительной политике в высказываниях главы Сургута.
А это только наши надежды, надежды каких-то экспертных сообществ, активных граждан, а бюрократия этого не слышит. Я уверяю, что не один чиновник в строительном департаменте правительства Югры и на местах в аналогичных департаментах не дрогнул при ответе Натальи Комаровой на вопрос нашего корреспондента. Они это пропустили мимо ушей, потому что прямой директивы не поступило, указа нет, постановления правительства нет, никто с места там не сдвинется, не побежит переписывать эти строительные нормы. Безусловно. И чем ниже уровень исполнителя, тем выше эта инерционность.
И, в общем-то, сегодня вся деятельность местных бюрократов, в данном случае мы говорим о бюрократах, отвечающих за строительную политику, градостроительную политику, архитектурную, средовую политики, она наглядным образом демонстрирует, что без инициативы их вышестоящего руководства сами они ничего делать не будут никогда. И вот мы видим: даже проанализируем последние, скажем так, новации в градостроительной сфере Сургута, возьмем почти 2 года главой города работает Андрей Филатов: что пришло в Сургут нового, свежего в этой сфере с появлением Филатова?
Комплексное развитие территории, декларация абсолютно правильная, с профессиональной точки зрения это правильная декларация. Любая территория должна развиваться через комплексный проект, и недаром в этом термине присутствует развитие территории. Не просто освоение земельных участков, а их освоение с целью дальнейшего толчка в развитии данной и прилегающих территорий. Это очень важная вещь. Важная вещь была заявлена? Важная. Реакция бюрократии местной. Даже без всяких экспертных оценок, что бы мы слышали вразумительного, разъясняющего на этот счет? Видели ли мы какие-то профессиональные, экспертные дискуссии на этот счет или общественные дискуссии? Приглашена ли общественность к обсуждению этих проектов? Возможных проектов. Если они где-то есть, если они где-то зреют в чьих-то недрах? Нет.
Бюрократия сидит, молчит, формально, конечно, делает какие-то телодвижения, что-то там отписывает мэру на этот счет. Но изменения такого кардинального градостроительной политики, то, что Сургут ждет много лет, десятилетия, не происходит. Ну, что еще? Тот же Филатов в одном из первых интервью нам, по-моему, заявил, что город меняет свой подход ко многим направлениям местной градостроительной политики, там касается точечной застройки, касается бардака с частным торговым сегментом. И, в общем-то, взят курс на благоустройство в более таком концептуальном, с более концептуальным подходом, где речь идет не только о покраске заборчиков и урн, но и о развитии территории. Я смотрю так за этим процессом очень тщательно, внимательно, и у меня складывается впечатление, что Филатову это надо, а бюрократии не надо. Она сидит также, в общем-то, пассивно, готовит ему, конечно же, какие-то записки, отчеты, нормативные, готовит местные акты, но все это не генерируется низовым бюрократическим звеном. Все инициативы идут сверху. Та же труба на Пролетарском проспекте.
Д.Щ.: Ну все закрыли, сделали красиво.
Т.С.: Ну неплохо. Как бы я считаю, что ее вообще надо было закопать в землю. Но в тех конкретных условиях, в которых находятся взаимоотношения сургутской мэрии с владельцем трубы, в той экономической ситуации, и административно-правовой, в которой все это происходит, видимо, закапывание трубы в землю было невозможно, а ее облагораживание в том виде, в каком мы видим, представляется наиболее реализуемым проектом. Все. Реализовали.
Но что? Это надо было мэру Сургута, 500-тысячного города поменяться, чтобы к этому совершенно нетривиальному решению подойти? Десятилетиями никому в голову не могло прийти, что труба на Пролетарском, труба на Мира, многие вот эти арки из подобных труб на перекрестке Нефтеюганки-Маяковского, эти все... У нас много некрасивых вещей. В Черный Мыс если заехать, полным полно подобного добра. А за 30 лет никто в департаменте не мог придумать эту идею и реализовать ее и провести за эти годы какие-то соответствующие переговоры, тем более, что взаимоотношения местной мэрии с предпринимателями, с тем, кто за трубу отвечает, с многими другими, дают властям рычаг воздействия на владельцев подобных объектов.
И так вот в Сургуте преображаются киоски. Факт? Факт. Опять-таки, это политика, которую задекларировал Андрей Филатов, ни кто либо, ни главный архитектор, ни заместитель мэра по стройке. Вот Филатов пришел, сказал, что этот срач мы будем убирать. Все. Все прекрасно. Теперь чиновники низового уровня как раз, бюрократия ставит себе в заслугу именно эту работу. Ладно. Хорошо. Вы команда. Тут вопросов нет, кто придумал: Филатов — не Филатов, а какой-нибудь клерк из какого-нибудь отдела городской мэрии. Вопросов нет: была какая-то поганая замызганная шаурмичная, а стала не поганая и не замызганная, а почищенная, с более-менее каким-то человеческим фасадом шаурмичная.
Вот очень хорошо. Но это не является основным элементом городской строительной политики. Вот, в чем дело. Любой, уважающий себя муниципалитет, в принципе, не должен допускать того хаоса с такими объектами, с такими торговыми точками, которые сургутяне наблюдают долгие годы. Получается-то что? Бюрократия на низовом уровне сначала всячески поощряет, я смею нагло предполагать, что не бескорыстно в личном плане, появление подобных объектов, всевозможных ларьков, киосков, шаурмичных, шиномонтажек, каких-то там странных гаражей, которые превращаются в торговые центры внутри сформировавшейся жилой и общественной застройки.
Это как-то появляется. Мы знаем, что сила бюрократии велика. Вы не сможете, не знаю, палку вкопать в землю без разрешения надзорных органов, без всяческих каких-то проверок. Вот. Тут-то вот появляются массово, счет идет на сотни объектов, в течении многих лет, то есть в течении очень растянутого времени, это не какая-то единоразовая акция. Да? Пришел к нам как-то Александр Шатунов в должность заместителя мэра по строительству и прям при нем все начало цвести пышным цветом. Нет. Это то, что при нем цвело. А так-то процесс очень долговременный по времени. Потом та же бюрократия начинает кошмарить этот самый бизнес бесконечными проверками, придирками, актами, вызовами полиции, предписаниями, угрозами снести, оштрафовать, разорить. Здесь, опять-таки, смею предположить, что делается это не исключительно в силу ретивого исполнения своих прямых должностных обязанностей.
Д.Щ.: Да.
Т.С.: Заставляют предпринимателя вот шаурму грязную превратить в шаурму чистую. Ну прекрасно. Публика рукоплещет. Что потом-то будет? А потом будет этот цирк повторяться бесконечно. Надо понять, что в этом и есть питательная база нашей низовой бюрократии, которая не спешит исполнять волю губернатора, волю мэра. Нет. Она занята этим процессом. Вот этот процесс более, с ее точки зрения, конечно же, содержательный, осмысленный. И самое-то главное, что мэры и губернаторы меняются, а эта кормовая база остается, она будет всегда.
На этот процесс могут удачно наслаиваться декларации того же главы города, то, что мы сейчас будем чистить киоски. Ну, он-то свое подразумевает. Да? А низовые чиновники думают: а, класс, мы сейчас под это перестроим как бы нашу немножко технологию, теперь мы будем их чистить. То есть теперь кошмаривание идет по другому направлению. Да? Когда десятки людей заняты вот этим, еще раз, это перманентный процесс, он идет 10-ки лет: это было при Сидорове, при Попове, при Шувалове, при Филатове, это будет при следующем мэре, к сожалению. Я бы надеялся, чтобы этого не было, конечно.
У специалистов соответствующих структур городской власти муниципальной или региональной остается совсем мало времени на стратегическое планирование, понимания того, чем должна быть вверенная нами, налогоплательщиками, гражданами, горожанами территория в следующие несколько десятилетий. Не остается времени. Остается время на какую-то оперативную текучку, потому что там распоряжения вышестоящего начальства никто не отменяет, изменения в федеральном законодательстве происходят постоянно, они это должны как-то анализировать, отписывать, внедрять в муниципальный административный оборот.
А придумать, что такое город, что такое его генплан, если брать Сургут пресловутый, что такое ядро центра города, что такое комплексное развитие территории, территорий, которые в безусловном порядке могут застраиваться, развиваться, осваиваться каким-то образом только в рамках комплексного развития территории, то есть, скажем так, в рамках местного законодательного акта, на это времени не остается. Поэтому, когда общественность обращается к этим представителям бюрократии с запросом, как вы видите ядро центра города?
Ответ мы слышим от разных руководителей вверенного ответственного ведомства: мы будем рассматривать разработку, планирование, осуществление будущей застройки концепции. И так далее. То есть там, в общем, будет 15 подряд родительных падежей. Кто не знает, по нормам красивого правильного языка два подряд родительных падежа уже считается, в общем-то, не очень качественной речью. А они используют обороты из родительных падежей просто как норму. Главное, не назвать ни конкретного срока, ни конкретного ответственного и не назвать конкретную цель, конкретную заявку, что мы хотим из этого сделать: сейчас это так, а будет так. Вот, собственно, и все.
Поэтому общественность таких, особенно динамично развивающихся городов, как Сургут, и регионов, как Югра, думающая общественность, у которой выше запрос, чем просто где-то улечься после трудовой смены на диван в ипотечной квартире, включить телевизор, посмотреть какое-нибудь ток-шоу, выпить бутылку пива и уснуть. Нет. У той общественности, которая общественность, которая планирует так или иначе свою жизнь дальнейшую, что будет дальше, что будет вот с этим куском земли, будет ли, не знаю, в Сургуте планетарий...?
Я выгляжу уже, наверное, немножко смешно, потому что я привожу одни и те же примеры (сколько мы с тобой работаем на проекте) из раза в раз, но даже отсутствие содержательного, толкового, профессионального ответа на эти простейшие вопросы: Сквер старожилов, Дом пионеров, Планетарий, Цирк, Театр, здание «Петрушки», ядро центра города, еще там Набережная, зона там реки Бардаковка, организация парковочных пространств, организация одностороннего движения внутриквартального, организация парковочных пространств в крупных общественных скоплениях типа больниц наших, административных зданий, школ, высотный регламент и так далее.
Понятно же, чего мы перечисляем. В общем-то, берешь любой учебник по архитектуре любого города, и там эти разделы прорабатываются в любом архитектурном институте. И годами общественность на эти абсолютно тривиальные вопросы ответа не получает. И это очень скверная ситуация. И хотелось бы, конечно, не просто услышать от губернатора более-менее понятный ответ на наш понятный вопрос. Конечно, я не думаю, что там губернатор, услышав подтекст вопроса нашего корреспондента Алены Кожевовой про высотный регламент, сказала, что надо еще выше строить, еще плотнее, будем ужасать еще дальше наши территории.
Ясно, что ответ губернатора был таким подыгранным, потому что контекст вопроса ясен, тема людей раздражает, и не о чем другом она бы сказать не могла. Но ведь можно было пойти дальше и обозначить эту проблему, как действительно очень острую, сказать о том, что массовая жилая застройка имеет какие-то плюсы, допустим, она позволяет много людей в короткий промежуток времени обеспечить собственным частным жильем. Это очень серьезная социальная задача в рамках государства.
Потому что, сколько существовал Советский союз, сколько существует новейшая Россия, проблема доступного жилья всегда была №1 у граждан этой страны. И массовое расселение людей в собственное жилье — это хорошо. А дальше мы говорим, губернатор говорит... Но то, в каком виде это происходит в последние годы, нарушает принцип гармоничного развития нашей территории, оно имеет потенциальные угрозы в виде ухудшения социальной среды в этих жилищных комплексах, статистика полиции явно указывает на совершенно четко определившуюся тенденцию криминализации этих жилищных районов и так далее и тому подобное. И мы считаем, что в такой-то срок мы должны внедрить такой-то строительный регламент и, условно говоря, как любит говорить Наталья Владимировна, мы включаем дорожную карту и с 2024 года в Югре вводится жесткий строительный регламент: застройка на квадратный метр столько-то там, на гектар столько-то там квадратных метров, столько-то единиц жилья, этажность такая-то, не выше стольких-то этажей. Причем не издевательски, что теперь мы будем строить не 30 этажей, а 29, а, например, просто радикально: 12 этажей максимум в таком-то населенном пункте при так4ой-то плотности застройки. Тогда это было бы действенно. Ну и плюс то, что, естественно, я даю пинок всем своим подчиненным, которые должны тогда-то положить на стол такие-то нормативы, которые мы будем проводить через парламент Югры и спускать на каждый муниципалитет. Вот это был бы импульс. А в той формулировке, в которой это прозвучало, еще раз повторюсь, на бюрократов это не произведет какого-либо впечатления. Это только на нас с тобой производит какое-то впечатление.
Д.Щ.: Тогда как это все дело выстроить правильно? Ты же говоришь, что бюрократы саботируют практически все, что угодно. Не будет же тот же, условно, Филатов, как Саакашвили, увольнять в полном составе весь ДИЗО и ДАиГ, набирать заново, набирать еще и их, и, вероятно, со второго раза у него там будет какой-то новый состав хороших работников, как он с полицией в свое время поступил. Как это выстраивать, чтобы бюрократия не смогла это саботировать?
Т.С.: Первое то, что я только что сказал: при очень квалифицированной формулировке задач бюрократию можно заставить работать на выполнение своей задачи. Это жесткое политическое администрирование. Понятно, это формат, не знаю, того же Собянина, не знаю... В каких-то других проектах мы подобный формат наблюдаем и в нашей Югре, потому что Комарова такой достаточно жесткий руководитель, а в каких-то вопросах она может быть очень авторитарна. В управлении сложными системами, понятно, это допустимая вещь. Но для этого должна быть четкая, внятная формулировка задачи.
Я предполагаю, что проблема: возьмем Сургут — население 500 тысяч, если не больше, город стратегического значения. Можно предполагать, какой объем функций, не заметных нам, обывателям, но фактически очень серьезных лежит на плечах главы любого подобного муниципалитета, там от террористической безопасности до всего. Каждый день по линии ФСБ, администрации президента, региональных властей, МЧСников, прокуратуры прилетают просто десятки задач, которые вот так раз и возникла задача: ну стоит стол чистый, и вдруг через там час на нем появляются бумаги, которые требуют бюрократического внимания.
Это все отвлекает от того, что можно назвать творением будущего, занимательством прекрасным чем-то, архитектурой будущего, мечтаниями о Норманах Фостерах, о Захах Хадид, которые будут в Сургуте строить свои замечательные здания. Предполагается, что для этого у тебя и существует департамент архитектуры и градостроительства, который профессионально тебя подпитывает идеями, который тебе профессионально, как мэру, не дает зарыться вот в этих повседневных суетливых задачах, необходимых для обеспечения жизнедеятельности города, но отрывающих тебя от того, чтобы создать какой-нибудь прорывной проект. А ДАиГ, еще раз говорю, это бюрократия. Он свою проблематику формулирует иным образом, с составлением иных приоритетов.
И получается, что нашими архитектурными, градостроительными проектами, прорывом является труба на Пролетарском. А это не прорыв. Это просто нормальная вещь из нормальной повседневности нормального современного города. У нас прорывом называется преображение киосков. Нет. Это не прорыв. Это просто элементарная работа, которую может себе вполне себе вести, не знаю, кто этим занимается: ДИЗО или ДАиГ или, может быть, вообще, какой-то другой отдел из двух-трех человек, который бюрократично, планомерно отслеживает эти процессы, как-то реализует. И все.
А где прорыв? А где задача, действительно, притащить в Сургут какую-то лучшую современную архитектуру? Где задача строить общественные здания по муниципальным, государственным конкурсам только по проектам архитектурных бюро из ТОП-500 планеты, чтобы у нас не было сайдинга, чтобы у нас не было дешевого стеклопакета, который прогибается, чтобы не было это архитектурного мусора, о котором мы бесконечно пишем. Поэтому я не могу сказать, что ситуация тупиковая. По моим оценкам, тот же Филаов нацелен на изменение в этой области.
Но он не продуцирует каких-то архитектурных ошибок типа, как у нас появилась «Лента», где район Киртбая-Нефтеюганка, где мы же еще писали, это еще была эпоха Александра Сидорова, мы же писали тогда, мы же орали: они же вырубили тогда гектары столетнего кедрача под эту землю. То есть это было архитектурная ошибка, катастрофа архитектурная. Никакой там ценности в «Ленте», при таком жестоком отношении к самой среде, к территории не было. Я уж молчу про многие другие вещи, которые мы говорили, заявляли, что это архитектурная ошибка, это градостроительное преступление. Мне так кажется, при теме поймы Оби он не старается избегать этого всего.
Но теперь уже дело за нашими специалистами строительными: пускай они формулируют задачу в тех рамках, о которых мы говорим. Пока, к сожалению, не рождаются эти задачи. Пока даже на уровне дискуссии профессиональной с российскими железными дорогами теми же при обсуждении реконструкции ж/д вокзала городская власть не смогла отстоять позицию, которую высказывала городская общественность, что здание нужно сохранять в полном виде, просто давать ему масштабную реконструкцию, и делать из него бриллиант архитектурный, общественный, транспортный, интересное место, которое будет работать на брендироавание города.
Выход — в ужесточении подхода городских властей к ряду принципиальных моментов в своей градостроительной политике: комплексное развитие территории, внедрение, как сказала Комарова, за это отвечает муниципалитет, строительных и высотных регламентов, осуществление реформы городского транспорта, не только в части общественного подвижного состава, логистики автобусов, но и городской транспортной дорожной инфраструктуры, а это парковочные пространства, введение платных парковок, парковок-резидентов, это внедрение одностороннего движения во многих кварталах города, где трудно разъезжаться и парковаться, это какие-то вещи, связанные с современной архитектурой, запрет, условно говоря, на строительство зданий и сооружений по этой совершенно примитивной технологии производственных ангаров, из чего, собственно, состоит любой торговый объект Сургута. 80% всех административно-бытовых зданий, то есть это железный каркас со всякими всякими связями, обшитый металлом со скатными крышами из металлочерепицы.
То есть это не является архитектурой. Сургут должен поставить перед собой задачу: мы должны делать архитектуру, каждое новое здание должно быть уникальным, красивым, отвечать новым, современным, лучшим требованиям архитектурной мысли, и просто перестраивать департамент, да и всю администрацию. Потому что, что такое департамент народного образования, как он правильно называется — департамент образования? Это заказчик большого количества объектов: школ, садиков, образовательных учреждений. Вот через него проходят бумаги. Чиновники этого департамента тоже должны современно мыслить, тоже должны понимать, что нужно строить другие школы просто, в другим пространственным решением, с другим архитектурным решением, решением фасадов. То есть их надо переучивать их всех, брать, отправлять на какие-то курсы, если надо, даже в условиях этого дефицита кадров, увольнять, нанимать новых, не знаю, прислушиваться к общественности. Менять надо эту политику.
И тогда заявление, которое делает губернатор о проблеме этажности жилых микрорайонов, вероятно, будет восприниматься нижестоящими чиновниками, как прямое руководство к действию. И тогда, может быть, если брать политику упомянутого Саакашвили, тогда, может быть, чиновник будет бояться не исполнить разумный приказ своего начальника. Вот и все.
Д.Щ.: Что ж, ладно. Посмотрим, как это все будет развиваться. Подписывайтесь на наш YouTube-канал. Там много всего выходит. Подписывайтесь на наш Telegram-канал. Читайте нас на siapress.ru. И до новых встреч. Через неделю снова поговорим о чем-нибудь интересном на нашем проекте. До свидания!
Т.С.: Спасибо всем! Пока!
